Неточные совпадения
— За пакостные дела — больше не за что. За хорошие дела не вызовут, потому незачем. Вот, например, я: сижу смирно,
свое дело
делаю — зачем меня вызывать! Курица мне в суп понадобилась, молока горшок, яйца — я за все
деньги плачу. Об чем
со мной разговаривать! чего на меня смотреть! Лицо у меня чистое, без отметин — ничего на нем не прочтешь. А у тебя на лице узоры написаны.
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его по щеке. Он хотел было броситься на меня, но, увидав, что нас двое, пустился бежать, схватив сначала
со стола
свою пачку с
деньгами. Да, он
сделал это; я сам видел. Я бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в кухне, на столе… Вбежав опять в комнату, я увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
— А оттого, — отвечает, — что мужик не вы, он не пойдет к лекарю, пока ему только кажется, что он нездоров. Это
делают жиды да дворяне, эти охотники пачкаться, а мужик человек степенный и солидный, он рассказами это про
свои болезни докучать не любит, и от лекаря прячется, и
со смоком дожидается, пока смерть придет, а тогда уж любит, чтоб ему не мешали умирать и даже готов за это
деньги платить.
— Ты не церемонься
со мною: я без него обойдусь, а он французик услужливый и ничем не обижается, да и притом он еще, кажется, из портных, — так и починку какую нужно дорогою
сделает… Право, бери его: я им обоим и
денег от себя на дорогу дам, а ты при нем с Ольгою все так и будешь, как будто бы между
своих.
Зато она очень и очень недурно отделала на эти
деньги свою квартиру и когда потом перевела меня на новоселье, то, показывая мне комнаты, сказала: «Вот что с расчетом и
со вкусом можно
сделать с самыми мизерными средствами».
В самой отдаленной и даже темной комнате, предназначенной собственно для хранения гардероба старухи, Юлия
со слезами рассказала хозяйке все
свое горькое житье-бытье с супругом, который, по ее словам, был ни более ни менее, как пьяный разбойник, который, конечно, на днях убьет ее, и что она, только не желая огорчить папеньку, скрывала все это от него и от всех; но что теперь уже более не в состоянии, — и готова бежать хоть на край света и даже ехать к папеньке, но только не знает, как это
сделать, потому что у ней нет ни копейки
денег: мерзавец-муж обобрал у ней все ее состояние и промотал, и теперь у ней только брильянтовые серьги, фермуар и брошки, которые готова она кому-нибудь заложить, чтоб только уехать к отцу.
— Да-с, но ведь и ведомость же нужна! — сказал я, улыбаясь ее наивности. — Где у вас письма, при которых вы получали пожертвования
деньгами и натурой? Pardon, маленькое практическое указание, Natalie: эти письма необходимо беречь. Вы каждое письмо нумеруйте и записывайте его в особую ведомость. Так же вы поступайте и
со своими письмами. Впрочем, все это я буду
делать сам.
— Это что-то страшное по
своему цинизму. Вроде проституции. Мне теперь странно, как может идти на это женщина. Так же не могу это представить, как не могу себе представить, чтоб за
деньги отдавать себя. Это всю душу может изломать, — все, что там
со мною
делали. На губы навсегда от этого должна лечь складка разврата, а в глазах застынут страдание и цинизм. Легальная бойня будущих людей. Не могу об этом больше думать.